Вторая часть большого интервью российского голкипера «Рейнджерс».
— Вы осознаете, что серьезно повлияли на судьбу «Рейнджерс»? Глядя на то, что с вами в воротах команда побеждает, а к моменту аварии, причем дедлайн был на следующий день, вы выиграли 9 из 10 матчей, клуб продлил контракт с Крисом Крайдером и вместо продолжения перестройки решил смотреть в сторону возможных трофеев уже сейчас.
— Я бы не сказал, что я своей игрой на это как-то повлиял. Так обстоятельства сложились, что со мной в воротах команда побеждала. Я пропускал немало шайб. Пропускал свои шайбы, но ребята очень много забивали, поэтому и победы были. Ладно бы я все матчи на «ноль» проводил и мы выигрывали бы 1:0 в овертайме. Тогда еще можно было бы сказать, что я на что-то там повлиял. А так — я по три, по четыре вытаскивал из ворот постоянно. Просто парни по пять забивали.
— У вас были матчи — против «Виннипега», против «Лос-Анджелеса», против «Нью-Джерси», — в которых вы реально тащили.
— Те команды просто очень много бросали. А самые опасные моменты на себя ловили защитники и нападающие. Броски были в основном не особо опасные для вратаря. Поэтому так удачно и складывалось все. Я просто стараюсь убрать все эти ненужные добивания. Либо шайбу сразу фиксировать, либо отбивать ее в угол. Но если у меня это не получается — защитники всегда все подчищают. Мы нашли с ними взаимопонимание.
— Защитник Брэди Шей вас очень хвалил, пусть его уже и нет в «Рейнджерс». Хвалил за то, что вы стараетесь ловить все броски. А не просто отбивать.
— У меня это с детства пошло. Еще когда с Антоном Евгеньевичем Зеленовым занимался в «Крыльях», у нас упражнения были нацелены на то, чтобы не допускать отскоков. И так же было и в любой другой команде. И в «Спартаке» с Голошумовым Сергеем Иванычем. И с Ромашко Олегом Игоревичем. И с Рашитом Давыдовым и Максимом Соколовым. Со всеми занимался тем, чтобы не допускать отскоков, упростив жизнь защитникам. Они и так на себя очень много шайб принимают, ловят броски. Если я отбиваю перед собой, и защитник садится на коленку, чтобы поймать шайбу или выбить ее из пустых ворот — это запросто может обернуться для него какой-то травмой. Защитники помогают мне, а я стараюсь помочь им, заботиться о них. В этом весь хоккей.
— Мы когда с вами разговаривали в феврале, вы говорили, что Бенуа Аллер, тренер вратарей «Рейнджерс», даже не пытается повлиять на ваш стиль. Только дает небольшие советы. С тех пор что-то изменилось?
— Да, так и осталось. Он говорит мне: «Ты играй так, как считаешь нужным». Просто иногда может сказать, что надо играть не так высоко. Что в каком-то моменте желательно выбрать такую позицию, в другом моменте — такую-то позицию. У нас с ним идет постоянный диалог. И мы приходим к общему знаменателю — суть в том, чтобы мне было комфортнее. Потому что если мне будет некомфортно — я могу не так начать отбивать шайбы, и будут какие-то допускаться отскоки, либо голы буду нелепые пропускать. Но помимо того, что мы приходим к какому-то общему знаменателю, он мне говорит: «Если хочешь, можешь вообще спиной в поле стоять, если тебе так будет комфортно. Будешь ловить — стой как хочешь. Мне без разницы. Твое дело — отбивать шайбы и стараться команде помочь победить». Ну и говорит, что если ты веришь, что успеешь на дальнюю штангу, находясь высоко, и поймаешь, тогда без проблем. Но в целом, хоккей у меня изменился по приезду в Америку.
— В том смысле, что вы стали поглубже в воротах играть?
— Да. Больше стал читать игру — примерно понимать, что может произойти. Стал более агрессивно выглядеть в воротах. В более высокой стойке играть. Потому что чем глубже — тем больше у тебя углов открытых, тем больше тебе надо казаться «большим» вратарем. С моим ростом это не очень легко делается, но я стараюсь.
— Получается, вы дольше, чем раньше, остаетесь на ногах.
— До последнего момента. Если я вижу, что идет бросок — встаю в стойку. А так я стараюсь всегда быть расслабленным. Показывая хоккеисту соперников, что я буду играть по нему, а не он по мне.
— То есть этих «игр разума» за океаном гораздо больше?
— Да-да. Кто кого обманет. Здесь хотя времени и меньше на принятие решений, но все ребята в большом порядке. Они могут за доли секунды поменять решение, и все это нужно предугадывать.
— В СКА у вас были чисто вратарские получасовые тренировки с Давыдовым. Как с этим у Аллера?
— С Аллером мы тоже занимаемся по 20-30 минут, но это на двух вратарей. Меняемся по 5-6 шайб каждое упражнение. В СКА у нас были практически чисто индивидуальные занятия. Один голкипер в одних воротах, другой — в других, и на каждого по тренеру. Марко Торениус занимался с Маркусом Хелльбергом, а я с Давыдовым. А сейчас — один на двоих. Один вратарь, который играет, и второй, который, скорее всего, будет в заявке.
— Хватает нагрузки?
— Хватает. Стараюсь довольствоваться тем, что есть. Начинать надо с малого.
— Вы говорили Алексею Шевченко, что если в СКА у вас была возможность выйти на лед за полчаса до начала тренировки, то в «Рейнджерс» такого нет.
— Сама возможность есть. У нас всегда свободный лед. Я выхожу за 5-10 минут до начала, делаю какие-то свои упражнения, а потом уже начинается занятие с командой. Просто позвать бросающего — я еще не такого высокого ранга в команде, чтобы я мог переодеться и сказать кому-то: слушай, пойдем со мной — побросаешь. Все ведь по-своему готовятся к тренировкам, к играм. Мне еще пока неудобно.
— У вас же куча молодых ребят, много новичков, Каапо Какко вообще только 19 исполнилось.
— Я не такой человек. Пока еще рано мне что-то кому-то говорить. Попросить можно, но это в будущем. Я пока стараюсь особо не выделяться.
— Делаете ли вы больший упор на «физику», раз вратарских тренировок меньше? Говорят, вы сбросили 7 килограммов!
— Я сильно похудел по сравнению с тем, каким я летом приехал. Сейчас стараюсь ту же форму поддерживать. В зале много занимаюсь. Посмотрел на Хенрика Лундквиста, Александра Георгиева. Они очень много работают. Стараюсь соответствовать. До тренировки занимаюсь, после нее. Понятно, что когда у тебя игра — стараешься не перегружать себя, но велосипед покрутить, упражнения на пресс сделать, отжимания, подтягивания, выпады — это обязательно. Чтобы в тонусе быть. Когда приехал, весил примерно 87 килограммов. Сейчас примерно 80. Был даже период в «Хартфорде», когда весил 78. Но быстро понял, что это уже дистрофическая ситуация. И надо отъедаться.
— А как это вообще ощущается? Вратари ведь и так каждый матч теряют по три-четыре килограмма. Это же надо восполнять. Вас выжимало, как лимон к концу игры?
— Я очень много воды выпиваю во время матча. Литра три, три с половиной выпиваю. Плюс разные энергетики тоже могу взять — смотря по самочувствию. Бывало, что в «Хартфорде» я не так уж и много килограммов терял, хотя могло быть условно 37 бросков, мы много в меньшинстве играли, и я вроде бы серьезно вспотел. Думаешь, что похудел сильно. А на весы встаешь — у меня минус два фунта, то есть один килограмм. И думаешь, как такое может быть, а потом на тренировке позанимаешься, у тебя бац — и минус два килограмма. Восполняешь потери жидкости, а она потом просто уходит.
Игорь Шестеркин. Фото AFP
— В «Хартфорде» вам, наверное, не так интересно было?
— Поначалу психологически было тяжело, когда меня туда отправили. Хотя я изначально понимал, что, скорее всего, это произойдет. Чтобы я показал себя, постарался проявить себя. У меня не очень удачный отрезок был на турнире новичков. И я начал в себе копаться. Постоянно «тыкал» себя, что это неправильно, это плохо сделал. Лишние мысли в голову лезли, когда меня заменили по ходу матча, когда еще что-то. Думал даже: «Ужас какой-то, зачем я сюда приехал?». Думал, почему я такой, почему так неважно играю, ведь я вроде не так уж и плох. А потом, когда уже в «Хартфорд» приехал, пообщался с главным тренером и тренером вратарей, понял, что есть определенный уровень доверия, и мне сразу захотелось его оправдать. Начал работать, шаг за шагом идти вперед. Получилось, что получилось.
— Вроде ведь неплохо у вас на предсезонке получалось. Илья Брызгалов видел вас, когда вы с «Филадельфией» играли выставочный матч, и уже тогда назвал вас феноменальным вратарем. Мол, Шестеркин «божил».
— Мне дали тогда сыграть полный матч. Я бы не сказал, что я «божил». Просто было очень много моментов опасных, но в меня часто попадали шайбой. Там уже не реакция была. А просто наудачу махал руками, и в меня попадали. Все равно я пропустил четыре гола и понимал, что, когда мне забил Ворачек — по-моему, четвертый гол, он с ходу бросил в большинстве, — я ошибся. Потом уже созванивался с Сергеем Наумовым, тренером вратарей ЦСКА (Шестеркин ездит на сборы к Наумову каждое лето. — Прим. «СЭ»). Он мне высказал свое мнение по этой шайбе. И я начал на тренировках это отрабатывать. Мне стало легче такие броски ловить. Но если он хорошо попадает — песенка спета, скорее всего. Ну а если будет бросать Овечкин, надо только успеть перекреститься и помолиться, чтобы шайба в тебя попала. Там как было, «Флайерз» крестом встали, был перевод и бросок Ворачека с ходу. Можно было по-другому переместиться, но я сделал так, что открытый угол остался, и он туда попал.
— В похожей ситуации в матче с «Торонто» — уже в регулярке — Митч Марнер с левого фланга переводил в правый круг Мэттьюзу, и Остон не забил.
— Так он мне в щиток попал. Поднял бы шайбу выше — забил. Попал бы в девятку — было бы очень тяжело поймать бросок. Но опять же, мы обсуждали с Бенуа Аллером тот эпизод. Он сказал, что я высоко поднялся, далековато выкатился в этом моменте. И слишком рано начал опускаться на колени. Хотя я прочитал эпизод и понимал, что Марнер будет отдавать передачу. Поэтому я и успел низ перекрыть. Но нужно было более компактно двигаться. И если бы я это сделал, спокойнее пришел бы к левой штанге и еще и верхний угол успел бы перекрыть. Мне когда Мэттьюз гол все-таки забил — точно такой же момент был. Просто он верхом бросил. И точно такая же у меня была ошибка.
— А что Наумов посоветовал?
— По поводу перемещений. Мы ведь отрабатывали такие вещи у него на сборе в Италии, где и Илья Сорокин был, и Андрей Тихомиров, и Никита Серебряков, и Максим Третьяк. У нас были определенные упражнения, которые помогли бы сработать такой бросок после поперечной передачи. Грамотнее прийти на позицию, чтобы оказаться перед шайбой, и у тебя все закрыто было бы.
— Какой из своих сэйвов вы считаете самым крутым в НХЛ?
— Против «Торонто» во втором периоде, когда шайба из-за ворот выскочила на пятак, но я успел к шайбе прийти. А так, в целом…
— Это Зак Хайман бросал. Мне больше запомнился тот, когда Йеспер Буквист из «Нью-Джерси» добивал шайбу с пятака, но вы поймали ее в ловушку.
— На самом деле я даже не понял, что она мне попала в ловушку. Я не видел шайбу. И у меня рука по инерции пошла обратно, и только потом я увидел, что она в ловушке. Хотя она все равно выскочила. Если б я не понял, что она туда попала, могла и в ворота зайти.
— А против Эвандера Кейна? Он «один в ноль» выходил, и вы тоже в ловушку поймали шайбу.
— Там легкая ситуация была. Потому что я заставил его делать то, что я хотел, чтобы он сделал. Все перекрыл. Ловушка… Там уже просто на красоту работал. Потому что это был бэк-ту-бэк, второй матч для меня за сутки, и мне нужны были какие-то эмоции, чтобы зарядиться ими, и было комфортнее играть.
— Насколько сложнее играть бэк-ту-бэки?
— Я в НХЛ только один раз играл два матча за сутки. В АХЛ еще один раз был. В целом, не так и тяжело. Может быть, потому что с «Сан-Хосе» бросков было много и не очень сложных. Я сразу в игру вошел, и мне комфортно стало. Не сказать, что это очень трудно. Впрочем, потом уже видно будет. Я не так много сыграл, чтобы оценивать. Не так сильно устал от сезона, ха-ха. И готов сыграть еще как минимум столько же матчей.
— В матче с «Нью-Джерси» Никита Гусев в штангу попал. Шайба вам в спину прилетела, поползла в сторону ворот, но вы успели остановить. Что он потом сказал?
— Сказал, что я везучий. И послал меня.
— Никита же по сути в Нью-Йорке живет, просто на другом берегу. Часто видитесь?
— Общаемся с ним постоянно. Один раз даже ужинать ходили. С Владом Гавриковым общаемся. А так в основном — с Бучневичем, Панариным, потому что в одной команде находимся. Можем после игры куда-то сходить.
— Есть мнение, что в НХЛ запредельное качество бросков по сравнению с любой другой лигой. Это ощущается?
— Да. Особенно на тренировках. Когда после десяти минут бросков у всех заканчиваются шайбы, и мне кричат: «Давай выгребай их из ворот».
— Залетает и залетает?
— Когда я приехал из АХЛ и пришел на тренировку «Рейнджерс», у меня, конечно, и так лишние ненужные эмоции были. Да еще и сказали, что я буду играть с «Колорадо». Я начал переживать. Начал готовиться не так, как обычно. Голову себе лишними вещами забил. А что будет завтра? А как это все будет? И у меня что ни бросок — то гол. Буча подъехал, сказал: «Ты давай соберись, а то тут все ребята в шоке — кого им привезли вообще?».
— Насколько помню, вы рассказывали, что для вас такое на тренировках такое — в порядке вещей. Вы всегда много пропускаете, буквально пачками.
— Да. Я не тренировочный вратарь. Всегда говорил это и буду говорить. Я стараюсь, работаю, выкладываюсь, но отбить на тренировках ничего не могу и с этим ничего не могу поделать. У ребят больше времени на то, чтобы прицелиться, куда-то попасть — в определенную точку. В игре времени меньше, и ты более сконцентрирован. Невозможно отработать тренировку со стопроцентной концентрацией. Потому что тебе потом ее в игре не хватит. В игре ты, будучи полностью сконцентрированным, видишь отрыв шайбы, видишь, куда она может полететь, где могут полет изменить, как подставить клюшку. И так в каждом эпизоде. На тренировках это невозможно. Поэтому я пачками и выгребаю.
— К слову, считается, что вратарь, подстегнутый дебютом в НХЛ, может выдать аж 20 матчей на высоком уровне чисто на эмоциях. А потом последует спад. Подобных историй было немало, когда малоизвестные вратари вдруг начинали нереально тащить, но потом о них быстро забывали. Было такое, что вы побеждали чисто на эмоциях? Или все-таки все дело в том, как вы играете?
— Мне очень помогло то, что меня не поменяли в дебютном матче с «Колорадо» после второй пропущенной шайбы. И то, что команда смогла переломить ту игру, забить много голов и победить. Это был большой эмоциональный подъем для меня. Если бы меня заменили, я бы вообще просел, скорее всего. Проиграли бы матч — я бы себя корил, что украдкой начал, с первого же броска пропустил.
Потом Маккиннон … Клюшка вроде была на месте. Я понимал, что он может либо под ловушку бросить, либо между щитков. И она все равно прошла. И ты сразу думаешь: «Блин, ты такие броски должен спокойно ловить, чтобы играть в такой лиге». Но это первый матч. Может, эмоции как-то влияли еще чуть позже. Но потом я просто почувствовал себя комфортно. Особенно с «Виннипегом» или «Лос-Анджелесом». С «Кингз» только тяжело было, потому что там Коля Прохоркин. Который грозился мне забить. Перед игрой мне писал: «Ну все, пощады не будет». И я старался сделать все, чтобы он не забил.
— Так Прохоркин еще и в трештоке неплох.
— Ну да, психологически пытался задавить.
Игорь Шестеркин. Фото USA Today Sports
— Помогло то, что вы первые шесть матчей провели дома, в «Мэдисон-Сквер -Гарден»?
— Думаю, да. Каким-то образом точно помогло. Потому что в «Мэдисоне» сумасшедшая поддержка. Хотя и на выезде, где бы мы ни находились, везде поддерживали свои команды. Ты эмоциями от этого тоже питаешься. Прям с ума можно сойти, как это круто. Арены-то большие. Больше, чем в Питере. Но и там очень сильно поддерживали, так что это сопоставимо и тебе максимально приятно. Может быть и маленькая арена, но всегда забитая, как в Новосибирске или Нижнем Новгороде, и там люди тоже здорово болеют. Выходишь, все орать начинают, и ты от этого удовольствие получаешь, стараясь показать свою лучшую игру. А в «Мэдисоне», когда тебя так сильно поддерживают и кричат твое имя, ты просто понимаешь, что не должен оступиться.
— Кричалка «Игорь — Игорь» быстро превратилась в «Мэдисоне» в настоящую традицию.
— Я так понимаю, имена всех вратарей так скандируют, если какой-то хороший момент, и вратарь поймал. Болельщики ведь помогают таким образом, заводят тебя.
— Я бы так не сказал. Есть определенные традиции. Скажем, в «Бостоне» кричат «Тууук» после крутых сэйвов в честь Раска. Луонго кричали «Лууу» в таких же случаях. Но чтобы вся арена постоянно скандировала условно «Сергей — Сергей» или «Кэри — Кэри»… Такого не бывает. Флери в Питтсбурге скандировали «Флауэр — Флауэр» (что означает Цветок, это его прозвище — прим. «СЭ»), но не в каждом первом матче.
— Я именно про «Рейнджерс» говорю. «Хенрик — Хенрик» болельщики тоже очень часто кричат.
— Но Хенрик сколько лет отдал-то «Рейнджерс». Вы говорили, что в первый раз, когда услышали скандирование, едва сдержали слезы. Дальше — уже привыкаешь?
— К этому привыкаешь. Но внутри все равно кровь кипит. Тебя до дрожи пробивает. Это очень приятно слышать. Если бы подобное в России было чем-то вроде традиции, было бы очень круто. Даже если после матча, когда лучших игроков объявляют. Вы не представляете, насколько это воодушевляет. В «Спартаке», кстати, в МХЛ так было. Кричали мое имя. Это прям будоражило.
— Хенрик Лундквист всегда вас очень тепло поздравляет. Какие у вас отношения с учетом того, что он ваш кумир?
— Знает ли он это? Наверное, в команде ему об этом говорили. Хенрик в целом очень хороший и отзывчивый человек. Ему всегда можно задать любой вопрос — я, правда, не спрашиваю, потому что не знаю как. Однажды Хенрик говорил с тренером вратарей Бенуа Аллером по поводу квартиры в Нью-Йорке — какой налог и так далее — я попытался вставить свои пару копеек. И они в такой ситуации всегда готовы ответить, что-то подсказать. Смотреть на то, как Хенрик работает вне льда, на льду, как он себя ставит в обществе — помогает мне учиться и для себя что-то подчеркнуть.
— А какой-то чисто хоккейный совет он вам давал?
— Все вратари разные, он это понимает. Хенрик мне сказал одно: «Забудь обо всем, получай удовольствие».
— То есть он вообще не показывает, что ему не нравится ситуация, в которой он оказался? Лундквист за всю свою карьеру никогда не был третьим вратарем.
— Да, не был. Ему очень тяжело. Но он это не показывает — так же работает, все делает для команды. «Рейнджерс» же для него не пустое место, а очень большая и важная часть его карьеры — он всю жизнь здесь провел. Он отдает себя всего, несмотря ни на что.
— Лундквист никогда не жалуется ни на что в СМИ — всегда спокоен и рассудителен.
— Он такой человек, отзывчивый и понимающий. Я как-то ему хотел сказать по поводу Олимпиады в Турине, которую шведы выиграли, и его сэйва на последних секундах — крутой же был момент, но долго соображал. Началась другая тема, и я не стал ничего говорить.
— Когда вам сказали, что пора снимать жилье в Нью-Йорке?
— Честно, не помню, после какой игры это было. Месяц прожил в гостинице, а потом это случилось — написали из клуба искать жилье. Посмотрели несколько квартир, нам они не понравились — маленькие по размеру, а мебель была не очень хорошего качества. Та же гостиница, только с кухней. Начали искать через агента — я поехал на выезд с «Рейнджерс», а жена ездила смотреть квартиры. Одна ей понравилась, и как только я вернулся, вещи забрали и переехали. Но на третий день там оказались тараканы. Пришлось перебираться в соседнее здание, и до сих пор там снимаем квартиру.
— Дорого?
— Очень. Потому что снимаем всего на два месяца, квартира с мебелью. Надо в будущем заранее, за два месяца до, планировать, какую мы хотим квартиру, и договариваться. Будем намного дешевле, если снимать сразу на десять месяцев.
— Больше пяти тысяч долларов?
— Больше, к сожалению. Но много факторов: снимаешь с мебелью или без, новое здание или старое, какой район. Потом надо смотреть, удобно ли ездить до «Мэдисона» и до тренировочной арены, где можно с собакой погулять, есть ли рядом рестораны и продуктовые магазины и будет ли оттуда доставка.
— Комфортно ли жить в Нью-Йорке? Это еще более сумасбродный город, чем Москва, например.
— Отвык от всего этого после того, как много лет жил в спокойном и умеренном Питере — там мне было комфортно. Когда первый раз в Нью-Йорк приехали — надо было обязательно все посмотреть. На Таймз-сквер съездили, ходили на Бруклинский мост. В первые дни прошли пешком около двадцати километров. Все это очень интересно, но везде очень много народу. Все на велосипедах на своих дорожках: туда выйдешь — тебя собьют.
— А где вы живете?
— На Манхэттене на набережной. Мне минут семь на машине до «Мэдисона». Выбора не было — все квартиры были сданы, и на два месяца мало кто соглашался, тем более с мебелью.
— А почему два месяца всего, кстати? А как же плей-офф?
— Если бы поняли, что попадаем в плей-офф — продлили бы. Надо за неделю-две до окончания срока предупредить.
Игорь Шестеркин. Фото AFP
— Кто-нибудь в «Рейнджерс» вас называл «Царь»? Именно из партнеров.
— Нет. Хенрика вот постоянно называют «Король». Меня просто «Игор» — и все.
— А в АХЛ тоже не было «Царя»?
— «Шишей» называли. Как кальянную.
— И вам оно нравится?
— Нет, конечно. Говорил, что меня можно называть «Шести», но они не могли выговорить. Поэтому получалось «Шишти» — и в итоге на «Шише» сошлись.
— Вы говорили, что в КХЛ вы были балаболом на льду. А за океаном?
— Пока не могу. Стараюсь подсказать, что не вижу шайбу, либо чтобы держали конкретного хоккеиста, оставались на позиции. Элементарные вещи. Уровень английского пока мне не позволяет балаболить. Да и в целом — концентрацию бы не потерять.
— То есть не высказываете партнерам, как бывало в СКА? Просто говорите «этот там», «передача туда»?
— Типа того. В СКА я со всеми хорошо общался — ребята понимали, что я имею ввиду. А здесь не знаю, поймут ли мой вратарский юмор. У всех людей разное восприятие, разный юмор.
— Как решиться на попытку забить гол, как было в матче с «Детройтом»?
— Всю жизнь мечтал об этом. Если есть возможность — обязательно брошу. Но, конечно, буду смотреть, какой счет, как идет игра. Если пятерка на льду уже полторы минуты, и она не успела поменяться, а я бросаю и мимо — то ей придется и дальше остаться. Лучше передачу отдам.
— После того матча в «Рейнджерс» не удивились, что вы аж два раза попытались забить гол?
— Нет. На следующей тренировке даже дали шайбочки, сказали — давай бросай, а то что-то все мимо.
— Знаете, что только восемь вратарей в истории НХЛ забивали прямыми бросками?
— Хекстолл, Набоков, Ринне, Бродер … Да, я видел, что большинство голов вратарей — это автоголы соперников, когда голкиперы последними касались шайбы.
— Таких 15 случаев. Хочется же войти в историю?
— Естественно. Но это не первоначальная задача.
— Главный тренер «Рейнджерс» Дэвид Куинн с вами общается отдельно?
— Да. Перед паузой был разговор про то, как я играю за воротами. Он сказал, что защитникам немного некомфортно в такие моменты, так как шайба может выскочить на пятак, и я не успею вернуться. Пришли к выводу, что надо идти за ворота по диагонали, останавливать шайбу и так начинать атаки. Куинн говорит, что я хорошо играю клюшкой, — но надо минимизировать риски, чтобы шайба не оказалась на пятаке.
— Так у вас случилось в АХЛ.
— Да. Ужас.
— В той же игре у вас был сэйв при выходе «два в ноль».
— Как раз в этой же игре. Я в том матче два раза отмазывался после двух нелепых пропущенных шайб.
— Удивило, что Куинн делал на вас такую ставку? Он даже в СМИ объявлял «у нас играет лучший вратарь» и выпускал вас в следующем матче.
— Это было приятно и очень неожиданно. Приехал парнишка: неизвестно кто, ничего не доказал. А тут говорят, что в таком суперклубе он будет основным. Но я понимал — один неверный шаг, и об этом всем можно забыть. Будешь сидеть вторым-третьим вратарем, или в АХЛ отправят. Спасибо Куинну, что так говорил, но я старался играть еще лучше, чтобы, во-первых, доказать, что могу это делать, во-вторых, оправдать доверие, в-третьих, доказать все это самому себе.
— Помогло, что вы уже были раньше в такой ситуации в СКА, когда права на ошибку не было?
— Конечно, помогло, но всегда хочется не думать о том, что у тебя нет права на ошибку, потому что тогда сложнее получать удовольствие от хоккея, и это немного сковывает. Когда ты не думаешь об этом, когда на тебя не давит ситуация, что ошибся — и все, у тебя все получается.
Игорь Шестеркин. Фото USA Today Sports
— Вы говорили, что после приезда в «Рейнджерс» вам выдали восстановительные рукава на все части тела. Что это такое?
— «Норматек»
— А, термосапоги?
— Еще штаны, на руки, на пояс. Восстановительное белье, в котором желательно спать. Штаны, в которых надо летать в самолете. Очки, в которых нужно ходить.
— Даже такое?
— Они солнцезащитные, но ты их надеваешь за два-три часа до сна. Что-то вырабатывается, что тебя в сон начинает клонить. Очки не пропускают определенные цвета — и у тебя глаз восстанавливается, комфортно себя чувствуешь.
— Мелатонин. А это обычная практика для НХЛ или «Рейнджерс» просто настолько продвинутая организация?
— Не знаю, как в других командах. В АХЛ, например, тебе могут такое заказать, если ты не восстанавливаешься. Но это в таких организациях, как «Рейнджерс» или «Бостон» — грубо говоря, «Оригинальной шестерки».
— Такое внимание наверняка подкупает.
— В Питере тоже все было на очень высоком уровне. Не было такого, что ты пришел в «Рейнджерс» и думаешь: «О, боже, вау». Да, в «Рейнджерс» уровень выше, но СКА немного уступает, и там со временем все будет лучше и лучше.
— У вас на шлеме шестерка пик. Что это значит?
— Когда играл в «Спартаке», предложили разукрасить шлем с дизайном с четырьмя шестерками. И это стало моей фишкой. А в НХЛ мне это сделал Дэйв из Швеции, он практически для всех вратарей в лиге рисует, многим в КХЛ. Очень быстро и четко. Я ему скинул, что хотел — «туз» и «шестерку», остальное без разницы. Когда он прислал, что вышло, я был в восторге.
— А пики что-то значат?
— Нет. Вообще, это все с какого-то заголовка в СМИ началось, что я «не Шестеркин, а туз» — после моего первого матча за национальную сборную. Меня Олег Валерьевич Знарок стал называть «тузом», и я добавил его на шлем к «шестеркам».
— Ждете Илью Сорокина в НХЛ?
— Конечно. Буду его водителем в Нью-Йорке.
— Кто же будет королем Нью-Йорка в таком случае?
— Пока Хенрик.
— Сорокин сказал, что вы рубитесь в НХЛ с ним — он за «Айлендерс», вы — за «Рейнджерс».
— Естественно, «Рейнджерс» выигрывают — в Нью-Йорке только мы побеждаем.
— Вы как-то перешучивались, что надо на двоих одну квартиру в Нью-Йорке снимать.
— Это раньше было. Сейчас пусть сам — мальчик не бедный.
— Верите в возобновление сезона?
— Разные слухи ходят. Трамп встречался с руководителями лиг, сказал, что хотят возобновить сезон как можно скорее. Но началась очень бывшая вспышка, говорят, что плей-офф чуть ли не в Дакоте могут провести, так как там мало народу. Но там и зрители не соберутся.
— Так тогда плей-офф вообще будет без зрителей.
— Играть при пустых трибунах очень тяжело. Прям очень-очень. Смогут ли они так окупить все благодаря ТВ-контракту? Конечно, там люди неглупые, они уже много всяких ходов придумали. Но никто не знает, что будет завтра — вдруг, не дай бог, новая вспышка.
Очень тяжелая ситуация, когда сезон идет — и не идет. Ты не можешь кататься, только побегать на улице. У меня и велосипеда, гантель нет — только резинки. Да, если сезон будет, то проведут двухнедельный тренинг-кэмп, но все знают, как выглядят обычно команды в сентябре в выставочных матчах после него. Хоккей далек от идеального. И ведь до тренинг-кэмпа катаются в течение месяца, а сейчас что будет? Кто-то не отъестся, кто-то из морозилки лед достанет, на нем будет кататься.
НХЛ: турнирная таблица, расписание и результаты матчей, новости и обзоры
